Из Епифани в Себино ходят автобусы-пазики. Маршрут на Устье (предпоследняя остановка Себино) - три раза в день. Второй - в 11.38, его-то я и ждала в Епифани. Продолжительность поездки: около получаса в битком набитом автобусе.
Фокус в том, что автобус заезжает в Себино только по дороге в Устье, а на обратном пути - идет прямиком в Епифань, без заезда в деревню.
Удобнее всего выезжать из Кимовска прямым автобусом на Устье в 6.30. У меня такой возможности не было, поскольку из Хитровщины в Кимовск первый автобус приходит на пятнадцать минут позже.
В общем, после двух часов, проведенных под Епифанским раскаленным солнцем, я оказалась зажата в душном рейсовом пазике между тетенькой с бесчисленными авоськами и грузным дедушкой с клюкой. Автобус гудел как улей, все были друг с другом знакомы.
Когда я из него вышла - у меня звенело в ушах. А деревня Себино показалась тихим, прохладным раем на земле.

Общий план храма, к сожалению, я забыла сфотографировать. Отложила на потом, однако события развивались так, что времени не хватило.

Служба кончилась, в храме крестили младенца. Несколько родственников и паломников молились, а фотографи снимал процесс. Я тоже сделала несколько снимков.

Поставила свечи, выпила святой воды и вышла во двор. Работница храма на лавочке беседовала с молодой парой о полезности Успенского поста. Она сказала, что домик Матронушки стоял рядом с церковью. Указала нужную сторону, уточнив, что точно расположение дома неизвестно.
Разумеется, я направилась туда. Сделала только один снимок. Вот этот.

Вдруг слышу из темноты хибары голос мужской:
- Ну что стоишь? Иди сюда!
Пошла на голос. В доме на низенькой лавке сидел совершенно спившийся мужик, примерно пятидесяти лет. Впрочем, возраст у таких людей неопределим - ему могло быть и шестьдесят, и сорок.
- Хочешь посмотреть как Матронушка жила? - спросил хрипло, - Проходи. Здесь она жила.
Я не стала возражать, прошла в хату. Нищета и грязь, как и полагается в таком месте. В красном углу - сплошь иконы в бумажных цветах. Лампадка горит по случаю праздника.
Мужик не умолкает:
- Мать моя хорошо ее семью знала, у Матронушки сестра была больная на голову. У нас ведь здесь жизнь трудная. Все болеют, - как-то без перехода он принялся жаловаться, - бедно живем, и угостить-то тебя нечем. Меда нет, яблоки все гнилые...
Из соседней комнатушки вышла женщина, сестра или жена.
- С праздником! - поздоровалась я.
- Она глухая, - сказал мужик, - тоже болеет. А тут одна приезжала, прямо к печке прислонилась, и в слезы. Рыдала навзрыд. Долго так рыдала, от сердца...
Я сунула ему пятьдесят рублей десятирублевками, которые нашарила в кармане. Баба сразу запричитала:
- Зачем ты ему дала? Он ведь пропьет! Скажи, что б поделился!
- Поделись, - попросила я мужика.
Он удивленно посмотрел на меня, забормотал:
- Счас за бутылкой слетаю... живенько... праздник ведь...
Потом ему стало стыдно, он отделил три десятки, положил на стол. Баба схватила, стала благодарить:
- Спасибо. Хлеба куплю, молока. А то так и пропил бы все.
- Только не надо врать, - я повернулась к мужику, - что Матронушка здесь жила. Дома-то ее ведь нет давно.
Мужик сразу перестал притворяться. Лицо из глупого стало нормальным, глаза остренько так на меня глянули.
- Ну что ж, что нет, - сказал грустно, - Людям ведь хочется знать, как жила святая. Дом ее рядом стоял, где печка как раз огород был. Да какая разница, здесь вся земля ею освящена!
- Это да, - согласилась я, - места знаменитые.
Я вышла и села на освященую землю на пригорке. Уткнулась лицом в ладони - к глазам подступили слезы, хотелось остановить их, удержать в себе. Последний рейс на Устье приходил в Себино в четыре часа, у меня было достаточно времени, чтобы подумать о жизни.
Но вдруг я услышала шум мотора. Справа стояла волга. Из соседнего дома собирались уезжать родственники какой-то бабули, грузили сумки с овощами и яйцами. Обратно я мчалась как на крыльях. Даже обогнала рейсовый автобус, который меня привез в Себино.
Через сорок минут я уже вернулась в Кимовск, про который напишу в следующий раз.
Святая блаженная Матрона, моли Бога о нас!